— Я этого не говорил. Преступления связаны между собой!

— Тогда я отказываюсь что-либо понимать!

— Разгадка всей истории — в Эвелин Хоуп.

— В Эвелин Карпентер? Так вы полагаете? Речь идет не о Лили Гамбол, а о дочери Эвы Кейн! Но послушайте, Пуаро, не могла же она убить собственную мать!

— Нет. Вопрос стоит отнюдь не об убийстве матери.

— Вы, дорогой Пуаро, мастер раздражать людей! Но продолжайте и поведайте, что все четверо — Лили Гамбол, Эва Кейн, Джанис Кортлэнд и Вера Блэйк — живут в Бродхинни, и поэтому у нас на подозрении четверо!

— У нас их даже больше. Не забывайте, что Эва Кейн стала гувернанткой маленьких Крэйгов!

— И к чему это может нас привести?

— Сколько было детей у Крэйга?

— Двое, по-моему. Мальчик и девочка.

— Что с ними стало?

— Заботу о них взяли родственники…

— Значит, мы должны принять в расчет еще двоих, и эти двое вполне могли хранить старую фотографию. Хранить по одной из тех причин, о которых я вам говорил, — из стремления отомстить.

— Я в это не верю…

Пуаро вздохнул.

— Такую гипотезу нельзя все же сбрасывать со счета. Думается, я знаю, что произошло, хотя есть еще один факт, который меня страшно смущает.

— Не могу сказать, что это меня огорчает!

— Скажите, дорогой Спенс… Эва Кейн уехала в Австралию еще до казни Крэйга?

— Совершенно точно.

— И в это время она ожидала ребенка?

— Да.

— Какой же я глупец! — вскричал Пуаро. — Все это предельно ясно! Вы не находите?

Именно этот последний вопрос чуть не привел к третьему преступлению, которое было бы совершено в помещении килчестерской полиции — к убийству Эркюля Пуаро комиссаром Спенсом.

— Я хотел бы поговорить с миссис Ариадной Оливер лично!

Заполучить к телефону знаменитую писательницу оказалось не так просто, и Пуаро смог в этом убедиться. Ему пришлось вести переговоры в течение нескольких минут, прежде чем он услышал на другом конце линии сердитый голос, в котором сразу же узнал голос миссис Оливер.

— Итак, — спросила она, — что вам от меня надо? Разве вы не могли подождать? У меня как раз сейчас родилась великолепная идея для романа. О преступлении, совершенном в портняжной мастерской…

— Возможно, — сказал Пуаро, — но речь идет кое о чем, значительно более важном…

— Только не для меня! Ведь я забуду свою идею, если сразу не запишу сценарий своего романа…

Пуаро прервал писательницу и решительным тоном задал ей несколько вопросов, на которые она ответила довольно расплывчато.

— Да… Это небольшой театр с определенным репертуаром, но я забыла его название… Актеры? Я не помню. Был некий Сесил, не знаю, как его фамилия… И еще какой-то Микаэл, с которым я перекинулась несколькими словами…

— Браво! Это все, что я хотел узнать.

— Но почему вас интересуют Сесил и Микаэл?

— Не беспокойтесь, дорогая мадам, и возвращайтесь в свою портняжную мастерскую!

Пуаро поблагодарил, добавив несколько любезных слов, положил телефонную трубку и улыбнулся Спенсу.

— Мне лишь остается, — сказал он, — проинтервьюировать молодого актера по имени Микаэл, который играет выходные роли в небольшом театре в Кулленкуэе. Будем надеяться, что это тот самый Микаэл!

— Но зачем, черт возьми?

Пуаро умело неожиданным вопросом отвлек внимание комиссара, который начинал сердиться:

— Известно ли вам, дорогой друг, что мы называем «секретом полишинеля»?

Спенс нахмурился.

— Что это, урок французского языка?

— Секрет полишинеля — это такой секрет, который известен всем, и именно поэтому люди, которые его все же не знают, никогда не слышат, чтобы кто-нибудь о нем что-либо рассказывал. Когда предполагают, что вам что-то известно, то об этом вам никто не говорит!

Комиссар Спенс сжал кулаки.

— Не понимаю, как до сих пор я вас еще не задушил! — сказал он просто.

Глава 25

Расследование, проводимое коронером, закончилось. Был вынесен ожидаемый вердикт: убийство, совершено оно одним неизвестным лицом или несколькими лицами. После заседания некоторые из его участников собрались по приглашению Пуаро в доме Саммерхейзов.

Накануне, заботясь о том, чтобы все выглядело прилично, Пуаро сам по мере возможности навел порядок в большой комнате нижнего этажа, где должно было проходить собрание. Кресла и стулья были расставлены полукругом, собаки Морин не без труда удалены и заперты. Эркюль Пуаро выбрал в глубине комнаты место, откуда должно было прозвучать его выступление, которое нельзя было назвать иначе, чем лекция.

И вот Пуаро откашлялся и начал:

— Дамы, господа…

Он помолчал, прежде чем продолжать. Продолжение же было довольно неожиданным, почти смешным:

— «Миссис Мак-Джинти умерла. Как она умерла? Став на одно колено, вот так!

Миссис Мак-Джинти умерла. Как она умерла? Вытянув руку, вот так!

Миссис Мак-Джинти умерла. Как она умерла? Вот так…»

Стоя перед своими слушателями, Пуаро с минуту наслаждался их изумлением. Затем он продолжал:

— Успокойтесь! Я не сумасшедший. Я цитирую вам эти детские стишки потому, что большинство из вас их знает: вы напевали их, играя, когда были маленькими. Миссис Апуард тоже их не забыла, она о них мне напомнила в несколько измененном виде. Она сказала: «Миссис Мак-Джинти умерла. Как она умерла? Вытянув шею, вот так!» Миссис Апуард вытянула шею и умерла, как и миссис Мак-Джинти.

— Чтобы мой рассказ был последователен, мне надо вернуться теперь назад. Миссис Мак-Джинти была убита, и в совершенном преступлении обвинили некоего Джеймса Бентли. Его арестовали, судили и вынесли ему смертный приговор. Однако он еще не казнен. Хотя имеются серьезные основания считать Бентли виновным, у комиссара Спенса возникают сомнения: он подозревает, что этот человек не виновен. Спенс рассказывает об этом деле мне, я разделяю его беспокойство и приезжаю в Бродхинни, чтобы получить ответ на два вопроса: кто убил миссис Мак-Джинти и почему?

Не буду входить в детали долгой и сложной истории. Сошлюсь лишь на то, что обычный флакон чернил навел меня на правильный след и что мне повезло, когда я обратил внимание на газету «Санди Комет», которую миссис Мак-Джинти читала в воскресенье перед своей смертью, о чем вы знаете теперь так же хорошо, как и я.

Миссис Мак-Джинти узнала на одной из фотографий, помещенных в газете, женщину, у которой она работала, и поделилась своим открытием с Джеймсом Бентли. Но он невнимательно слушал ее рассказ, который показался ему неинтересным. Но позднее он признался мне: ему припоминается, что миссис Мак-Джинти сказала, будто она видела такую же фотографию у миссис Апуард и имела в виду именно миссис Апуард, когда говорила об «одной гордячке, которая сбавила бы спеси, если бы все стало известно». Конечно, мы не можем опираться только на это свидетельство, но ясно, что так было сказано. Не менее ясно, что миссис Апуард, которая была особой довольно властной, могла сойти за «гордячку» в том смысле, какой вкладывала в это слово миссис Мак-Джинти.

Таким образом, вам известно (некоторые при этом присутствовали, а другим об этом рассказали), что однажды я показывал эти фотографии у миссис Апуард. Удивление, которое я заметил на лице миссис Апуард, навело меня на мысль, что она кого-то узнала на одной из фотографий. Я ей об этом сказал. Она подтвердила мою догадку, признав, что уже видела снимок, похожий на одну из тех фотографий, но не помнит, где именно. Я спросил ее, какой снимок она имеет в виду. Она показала пальцем на фотографию маленькой Лили Гам-бол, но я хочу тут же отметить, что на самом деле она узнала не эту фотографию. По каким-то личным мотивам миссис Апуард хотела утаить свое открытие и сознательно пыталась ввести меня в заблуждение.

Но убийцу она не смогла обмануть. Он понял, какую именно фотографию миссис Апуард узнала. Я не заставлю вас долго ломать себе голову. Это была фотография Эвы Кейн, женщины, прямо замешанной в одном из «знаменитых дел» того времени, — в широко известном деле Крэйга. На следующий день миссис Апуард была убита, как и миссис Мак-Джинти, и по той же причине.