— Мастера? Он работает у Коула?

— Да-да. Работает у Коула на ферме. Он женат, у него двое детей, а он бегает за юбками, потеряв всякий стыд! Эдна буквально свихнулась, не иначе! Разумеется, когда отец узнал, он положил этому конец! В тот вечер Эдна собиралась в кино с Регом… Так, по крайней мере, она сказала отцу… А на самом деле пошла на свидание с Мастерзом. И ждала его на обычном месте. Он не пришел — или жена заставила его остаться дома, или же он отправился еще к кому-то. Эдна подождала некоторое время, а потом ушла. Вот, как было дело! Понимаете, ей трудно признаться, что она была там тогда, как в это время ей следовало бы ехать в куваллонском автобусе!

Джонни Саммерхейз кивнул головой в знак согласия. И не пытаясь понять, каким чудом такая малопривлекательная девушка, как Эдна, могла обратить на себя внимание двух мужчин, он начал обдумывать ситуацию с практической точки зрения.

— Она не хочет обращаться к Берту Хейлингу? — спросил он.

— Нет.

— Я понимаю, что она стесняется. Но в полицию надо все-таки сообщить!

— Вот об этом-то я ей и твердила без конца! Саммерхейз на минуту задумался.

— Мне кажется, — сказал он, наконец, — что это можно устроить. Надо сделать так, чтобы Эдне не пришлось давать показаний во время следствия и чтобы ее имя даже не упоминалось. Важно, чтобы полиция была в курсе, а откуда у нее сведения никому другому знать не обязательно. Я могу позвонить Спенсу и попросить его приехать, а еще лучше, если я сам отвезу Эдну на своей машине в Килчестер. Ее там выслушивают, и никто ничего не узнает. Я сейчас позвоню Спенсу и скажу ему, что мы приедем.

Спустя несколько минут Эдна усаживалась в грузовичок Саммерхейза, и они направились в Килчестер.

Глава 20

Эркюль Пуаро находился в кабинете комиссара Спенса в Килчестере. Откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза и соединив ладони с растопыренными пальцами, он размышлял. Комиссар Спенс занимался текущими делами за своим столом. Подписав письма, проинструктировав по какому-то вопросу сержанта, он с минуту молчаливо смотрел на Пуаро, а затем спросил:

— Вы, кажется, дремлете, мистер Пуаро?

Сыщик открыл глаза.

— Думаю.

— Хорошее занятие. Я забыл спросить, как прошла ваша беседа с Джеймсом Бентли?

Пуаро нахмурился.

Он как раз думал о Бентли, когда Спенс прервал его размышления. Они были довольно неприятные. Пуаро питал дружеские чувства и особое уважение к этому офицеру полиции и согласился заняться делом, которое не сулило ему никакой материальной выгоды. И вот вместо того, чтобы доказывать невиновность какой-либо красивой девушки или хотя бы симпатичного паренька, ему приходилось спасать от петли человека, который даже не был ему признателен за его усилия, который проявлял полное безразличие к собственной участи и являл собою скорее всего «патологический случай».

— Наш разговор, — сказал Пуаро, — практически ничего не дал. Воспоминания Бентли смутны и неопределенны, он не помнит ничего, что могло бы нам помочь. Единственное, что он смог сказать довольно определенно, так это то, что миссис Мак-Джинти прочитала в «Санди Комет» весьма поразившую ее статью и говорила ему о ком-то, кто живет в Бродхинни и замешан в старом уголовном деле.

— В каком деле?

— Наш приятель Бентли не знает на сей счет ничего конкретного. Он говорил мне о деле Крэйга, но без достаточной уверенности… Судя по всему, дело Крэйга — единственное дело, о котором он когда-либо слышал. И поэтому неудивительно, что он смог вспомнить только о нем. Он сказал определенно только одно: миссис Мак-Джинти имела в виду женщину. Он привел мне даже собственные слова миссис Мак-Джинти: она-де знает «одну гордячку, которая сбавила бы спеси, если бы все стало известно».

— Вы говорите «гордячка»?

— Да. Это слово как раз подходит.

— И она не сказала ничего, что позволило бы установить, кто эта «гордячка»?

— Бентли назвал миссис Апуард… Но я не понимаю, почему!

— Возможно потому, — заметил Спенс, — что по своему характеру она была особой властной. Но это не может быть миссис Апуард, так как ее убили и убили по той же самой причине, что и миссис Мак-Джинти: она узнала чью-то фотографию.

Пуаро удрученно покачал головой.

— Я ведь ее предупреждал.

Спенс заговорил слегка раздраженным тоном:

— Лили Гамбол! По возрасту здесь подходят только две — миссис Рэндел и миссис Карпентер. Я исключаю маленькую Хендерсон. Ведь мы знаем, откуда она!

— Значит, мы не знаем, откуда те две? — спросил Пуаро.

Спенс пожал плечами.

— Вы знаете, как было! Война все перевернула. Архивы исправительного дома, куда поместили Лили Гамбол, были уничтожены в результате бомбежки. Вот и попробуйте узнать, что в них было! То же самое в отношении людей! Ничего нельзя проверить. Возьмите ту же Бродхинни! В деревне нам достаточно известны только Саммерхейзы, так как этот род живет в здешней местности больше трехсот лет. Достаточно нам известен еще Гай Карпентер, который принадлежит к семейству крупных промышленников. А остальные? Они… как бы сказать точнее… они просто неуловимы, ускользают из рук. Рэндел, действительно, врач; мы знаем, где он учился и получил свои ученые звания, знаем, где он практиковал, но нам ничего не известно о его родителях. Его жена — ирландка, будто бы из района Дублина. Красавица Ева Селкирк, ныне Ева Карпентер, стала вдовой во время войны. Вдовой кого? Попробуйте это установить!.. Уэзери долго путешествовали: один день здесь, другой — там, третий — еще где-то и так далее. Чем были вызваны эти нескончаемые странствия? Ничего на сей счет не знаю. Была ли у них особая причина для постоянных перемещений? Неизвестно. Я не говорю, что мы не можем получить сведения по этим вопросам — можем и весьма полные, но это потребует много времени. Люди же предпочитают ничего не говорить о себе.

— Вне всякого сомнения, — вставил Пуаро, — ибо у них часто есть, что скрывать. Не обязательно, конечно, какое-то преступление.

— Разумеется! Это может быть, например, забытая и малозначительная скандальная история или просто скромное происхождение, из-за которого они по глупости краснеют. Как бы то ни было, они упорно скрывают то, что намерены скрывать, а эти секреты затрудняют поиск. — А он приводит к результатам…

— Да, с течением времени. Что касается Лили Гам-бол, то ею может быть только Шелаг Рэндел или Ева Карпентер. Я допрашивал их обеих, сказав, что выполняю чистую формальность. Обе утверждали, что не выходили из дома в вечер преступления. И рядом с ними тогда никого не было, как нарочно! Миссис Карпентер сказала мне об этом с невинным видом. А миссис Рэндел при разговоре довольно-таки нервничала. Но она всегда в большей или меньшей мере волнуется, и это, стало быть, ничего не доказывает! К тому же здесь нужна осторожность, ибо если одна из них действительно виновата, то другая, следовательно, ни в чем не повинна!

— Кроме того, Гай Карпентер — видный деятель в округе, и в один прекрасный день он, может быть, займет депутатское кресло в палате общин!

— Но это, разумеется, не спасет его, — твердо сказал Спенс, — если только он — преступник или хотя бы сообщник в преступлении!

— Естественно. Однако при всех обстоятельствах необходима уверенность.

— Да. Так, значит, у нас единое мнение? Это либо миссис Рэндел, либо Ева Карпентер!

Пуаро вздохнул.

— Нет-нет… Этого я не могу сказать… Существуют и другие варианты.

— Какие же?

Пуаро ответил не сразу. После небольшой паузы он сказал тоном человека, ведущего светскую беседу:

— Дорогой Спенс! Почему люди хранят фотографии?

— Откуда я знаю? Вы могли бы еще спросить меня, почему люди не расстаются с кучами хлама, который никогда им не пригодится? Хранят и хранят, вот и все!

— До некоторой степени это так. Одни люди ничего не выбрасывают, а другие избавляются от всего ненужного. Это вопрос темперамента. Но я говорю о фотографиях! Почему люди хранят фотографии?